Мои любимые стихи разных авторов.

Попытаюсь показать здесь стихи, а может и песни, которые мне нравились.
Я переписывал их, читал другим людям наизусть.
Ещё я очень любил интермедии в исполнении Аркадия Райкина, Карцева и Ильченко, Тимошенко и Березина и разных других исполнителей. ...

* * *

Анна Ахматова.


* * *


Юлия Друнина

* * *
Воюем за гласность.
Но чаще за ту,
Когда только зайца
Пугаем: «Ату !».
Про волка туманно
Лепечем: «Они …».
Нет, это же странно –
В такие-то дни !
Как сажа в нас въелась
Проклятая трусь.
Где честность,
Где смелость ?
Эх, матушка Русь !
Под пули шли люди …
А мне говорят:
Давайте не будем
С оглядкой назад.
На танки вёл роты
В войну офицер,
Сейчас дерьмомёты
Страшнее «пантер» …




Владимир Высоцкий

Я не люблю фатального исхода,
От жизни никогда не устаю.
Я не люблю любое время года,
Когда веселых песен не пою.
Я не люблю холодного цинизма,
В восторженность не верю, и еще -
Когда чужой мои читает письма,
Заглядывая мне через плечо.
Я не люблю, когда - наполовину
Или когда прервали разговор.
Я не люблю, когда стреляют в спину,
Я также против выстрелов в упор.
Я ненавижу сплетни в виде версий,
Червей сомненья, почестей иглу,
Или - когда все время против шерсти,
Или - когда железом по стеклу.
Я не люблю уверенности сытой, -
Уж лучше пусть откажут тормоза.
Досадно мне, что слово "честь" забыто
И что в чести наветы за глаза.
Когда я вижу сломанные крылья -
Нет жалости во мне, и неспроста:
Я не люблю насилье и бессилье, -
Вот только жаль распятого Христа.
Я не люблю себя когда я трушу,
Досадно мне, когда невинных бьют.
Я не люблю, когда мне лезут в душу,
Тем более - когда в нее плюют.
Я не люблю манежи и арены:
На них мильон меняют по рублю,
Пусть впереди большие перемены -
Я это никогда не полюблю!



Роберт Рождественский.

Шла тропинка спотыкаясь, перед ним оборвалась,
Я сказал: "Здорово, Кактус, как живёшь, дикообраз !"
Не хотел он огрызаться, но, переходя на хрип буркнул:
"Сам не из красавцев. Тоже мне, Жерар Филип."
"Как живу?", на общем фоне это кажется простым,
по учебнику, по форме жителей полупустынь.
"Как живу?", да между делом даже камень превозмог,
жить на солнце оголтелом, я могу, а ты бы смог?
"Как живу?", других не хуже, до сих пор ещё не смолк,
жить потрескавшись от стужи, я могу, а ты бы смог?
Чтоб в тебя вонзался ветер, чтоб взрывался и терзал.
"Люди могут ...", я ответил, "Люди могут ...", я сказал.
Он взглянул в глаза мне зыбко, аж по сердцу холодок,
на прощанье, как слезинку, взял и выдавил цветок.
Расстегнулся безопасно, соком булькая набух.
Камни были - будто пашня, а колючки - будто пух.



Глеб Горбовский.



Был обвал, сломало ногу,

Завалило. Ходу нет.
Надо было бить тревогу,
вылезать на белый свет,
А желания притихли.
Копошись не копошись,
сорок лет умчалось в вихре.
Остальное разве жизнь ?
И решил захлопнуть очи,
только вижу, муравей,
разгребает щель, хлопочет,
Хоть засыпан до бровей.
Пашет носом, точно плугом,
лезет в камень, как сверло.
Ах ты, думаю, зверюга.
И за ним. И повезло.
* * *
Остановлюсь при виде ночи,
захлопну тоненький пиджак.
Входить в ночные долы-рощи,
или не делать этот шаг?
Сейчас вольно забраться в лайнер,
и улететь туда, где свет.
А сердце, сердце скажет: "Ладно ..."
и в ночь войдёт, а ночи нет.
Есть жизнь обнявшая планету.
Вон как задумался цветок.
Он видит ночь, а ночи нету,
Есть только длящийся восторг.
И есть окно, что спать не хочет,
речной поток, кометный след.
А ночь ? Да разве тем до ночи,
кто хоть однажды видел свет.
* * *
Пришло письмо, невзрослое,
от девочки. "Поэт,
вы стали сытым, розовым,
в стихах надрыва нет.
Шумели бы как смолоду,
бродяжили б и впредь.
Поэт обязан с голоду
в каморке умереть."
Я снёс письмо на улицу,
подбросил, как птенца,
ах, девочка, ах, умница,
пошто бранишь отца.
Смотри, как на комиссии
сниму с себя тряпьё,
наколки, шрамы, лысины,
всё есть, и всё моё.
И голодом и завистью
обуглен сердца шар,
а что души касаемо
и вовсе как пожар.
И сытость ей, сударыня,
как с пёрышек вода.
Зачем душе на старости
такая срамота.
А телу? Тело вынесет
и прочую муру.
Ему бы только выстоять
не рухнуть на ветру.

* * *